Почему я хочу стать востоковедом?
Сочинение (1984)
Моя первая встреча с Востоком уходит глубокими корнями в детские и отроческие годы. Весною и летом родители ездили со мной в деревню, где жили мои дедушка и бабушка. Там, подобно юному Жан-Жаку Руссо, я с невообразимым мальчишеским трепетом бродил по таинственным вершинам, оврагам и долинам Малого Кавказа. Прелесть восточной природы вызывала во мне какие-то необыкновенные, возвышенные чувства. Часто я взбирался на самую высокую из деревенских гор вершину, поднимался на огромную испещренную дырами скалу, с виду напоминавшую пограничный форт. Мгновенье - и перед моим взором являлась чарующая панорама: яркое солнце весело сияло над моей головой, где-то вдали, как с самолета, виднелась молчаливая деревушка, окруженная невысокими хребтами, над которой мерно парили белые орлы; далее возвышался грозный, нахмуренный Зиарат (Дизапайт) - самый властный и высокий исполин округи. Он же посылает на деревню грозовые тучи, холод, непогоду. А в противоположной стороне дремучие леса Денежный и Волчий сменяются желтоватою долиною. Во мгле горизонта виднеются серебристые очертания родного Аракса. Так и хотелось спросить у этой древней стремнины:
Поведуй мне, Аракс могучий,
По ком рыдаешь ты порой?
Зачем объят тоскою жгучей
Ты даже чудною весной?
Но он изранен и не внемлет звукам речи, он глух и нем.
Еще несколько минут - и надо мной кружат две орлиные пары. Они приближаются ко мне и велят спуститься вниз, домой ...
Не менее интересно было и в дедовском доме. Утром и вечером на веранде собирались гости и домочадцы. Все с благоговением вспоминали грустное и веселое. Однако с появлением деда разговор существенно менялся. Едва речь заходила о вавилонской и египетской философии, о Платоне и Авиценне, как по моему телу пробегали мурашки, и меня начинали обуревать тысячи неведомых загадок Вселенной. Мой дед хорошо владел французским, персидским и древнеармянским. По ночам при свете керосиновой лампы он читал свои любимые книги. А в дневное время, когда все были заняты своими делами, с ними возился я. Тогда они всего лишь были моими игрушками, теперь они стали самыми верными друзьями и помощниками. Когда же наступили мои отроческие годы, дед, не успев передать мне многого, оставил меня и ушел к своему античному другу Аристотелю. Тем не менее он оказал на меня плодотворное влияние. Впервые услышав от него персидскую речь, я полубил ее бесповоротно. Впоследствии меня заинтересовала и персидская литература, и история Ирана, и иранская классическая музыка. Подобно Афанасию Фету, Николаю Бунину, Сергею Есенину, я восхищался прелестными поэмами, одами, рубаи и газеллами, читая их в переводах и в подлиннике.
Настоящим переворотом от идиллического поклонения прекрасному к более реальному и критическому отношению к делу явилось мое знакомство с доктором Давали, который стал моим лучшим учителем. Именно он обучил меня азам классической персидской филологии и ввел в мир научного познания. Поэтому уже в юношеские годы меня привлекает более глубокое исследование. Не все переводы и не вся критическая литература меня удовлетворяет. Иногда мне не терпится ввести кое-какие свои новшества, а в некоторых аспектах иранистики совершить коренную ломку дурных и необоснованных традиций. А их, к сожалению, очень много.
В ходе многократных раздумий я всегда стараюсь все подвергать сомнению, и у меня часто появляется мысль, а правильно ли я выбрал сферу своей деятельности? Свое ли место я собираюсь занять в этом быстротечном круговороте? И выясняется, что интересует меня многое, а люблю я только одно; выясняется, что стремление к ориенталистике есть не что иное, как неизбежная и объективная потребность моей духовной субстанции. Как говорят англичане, It's Hobson's choice (нет другого выбора, это или ничего).
Таким образом, подводя иьог своим исканиям, мне хочется привести изречение примечательного борца против религиозного невежества Джордано Бруно, которое, наверное, сродни каждому мыслящему человеку:
"Настоящая страсть к познанию бескорыстна, ей не отдаются ради выгоды или почестей. В ней самой величайшая награда".
Фоторгафия моего деда Агабека Маиляна (1895-1974) (a photo of my grandfather Aghabek Mailian)
Фотография профессора Алигусейна Давали-Mагомеда (ум. 1986), моего первого учителя персидского языка (a photo of Prof. Alihusein Davali-Muhammad, my first teacher of the Persian Language)
